Мы должны защитить искусство от радикалов, а общество от псевдоискусства

В последнее время в России участились случаи, когда разного рода активисты уничтожают предметы искусства, препятствуют показу спектаклей и проведению выставок, которые им не угодны. Вспомнить хотя бы «Офицеров России», закрывших выставку фотографа Джока Стёрджеса (прославившегося снимками детей и подростков, в том числе обнажённых) и обливших фотографии мочой. Или инцидент в Манеже, когда Дмитрий Цорионов, более известный как Энтео, с активистами возглавляемого им же движения «Божья воля» разгромил несколько скульптур. На выставке «Скульптуры, которых мы не видим» в Манеже были представлены работы советского художника, скульптора-авангардиста Вадима Сидура. Комитет Госдумы по культуре готовит законодательные поправки, которые призваны защитить объекты культуры от подобных посягательств.

Об этих поправках, о взаимоотношениях учреждений культуры и церкви, а также о цензуре в России журналист donnews.ru поговорил с депутатом Госдумы и президентом Союза музеев России Александром Шолоховым.

— Александр Михайлович, как планируется изменить законодательство, чтобы защитить предметы культуры от вандализма и препятствования их показу?

— К сожалению, в последнее время мы стали свидетелями, с одной стороны, весьма нашумевших и, с другой стороны, взаимно неприятных событий. Происходили акции в области искусства, которые носили прямо-таки провокационный характер, и они вызывали соответствующую реакцию. Поэтому сейчас ведётся много разговоров о том, что является искусством, а что уже выходит за его рамки, какие должны быть нормы для того, чтобы явление называлось предметом искусства. В то же время порча картин и скульптур, которые кому-то не нравятся, а также воспрепятствование театральным постановкам — это тоже не метод для правового государства. Есть две стороны, как обычно в таких ситуациях, и есть радикально настроенные люди. Перед нами стоит задача свести нехороший диалог, который сейчас возник в обществе, к нормам права, так, чтобы интересы одной и другой сторон были защищены.

Изначально была мысль о принятии нового закона, но у нас уже существует Административный кодекс, а для самых неприятных случаев — Уголовный кодекс, и нужно просто внести в них уточнения. Так, статья о вандализме присутствует в обоих кодексах, но нет отдельного упоминания о предметах искусства. Значит, нужно заполнить этот пробел и предусмотреть наказание, в том числе и материальное, за порчу этих предметов, за воспрепятствование демонстрации.

— Не приведёт ли определение таких рамок к тому, что неугодные объекты культуры будут заведомо запрещены к показу, к ужесточению цензуры?

— Об ужесточении говорить довольно сложно. Ужесточить можно то, что существует. Цензура подразумевает некую государственную организованную деятельность. Когда люди препятствуют проходу на выставку или портят экспонаты, это не цензура, это выражение мнения некоторой части общества. Мнения, может быть, в чём-то и правильного, но выражаемого неверными способами. Общество тоже нужно защищать, и не должно быть абсолютной вседозволенности.

При этом сразу же возникает вопрос о том, что является предметом искусства, до какой степени оно может быть провокационным и как отделить те случаи, когда под видом искусства преподносится заведомый эпатаж. Есть нравственные критерии, есть ограничения, которые должны всё-таки выдерживаться любым художником — будь это театрал, писатель или кинематографист.

Это очень непростой, очень тонкий вопрос, но я всегда говорю, что цензура в государстве, которое заботится о своём благополучии, должна быть. Это не должно быть запрещение, построенное по принципу «держать, не пущать». Должна быть экспертная оценка явления, которое называется культурным.

— Большой резонанс вызвало выступление Константина Райкина, в котором он призывал деятелей культуры сплотиться против цензуры. Как вы оцениваете его выступление?

— Если бы Константин Аркадьевич хотя бы назвал какой-нибудь пример цензуры, можно было бы что-то обсуждать. И я уже говорил: к сожалению, всё это выступление в конечном итоге вылилось в решение финансовых затруднений театра Райкина «Сатирикон». Никакого продолжения со стороны Константина Аркадьевича не последовало, и когда его пригласили обсудить этот вопрос и разобраться, что он имел в виду, он не пожелал. Заявить можно всё что угодно, но потом выяснилось, что всё дело выеденного яйца не стоило.

— Закон о передаче церкви изъятого у неё ранее имущества вызвал много конфликтов, в том числе и по поводу возможной передачи Атаманского дворца в Старочеркасске. Вы говорили, что планируете примирить конфликтующие стороны. Удалось ли это сделать?

— Я продолжаю пытаться. Мы недавно обсуждали этот вопрос на заседании комитета по культуре. Если говорить о Старочеркасске, то пока идёт судебная фаза, никто не имеет права вмешиваться. Но мы держим ситуацию на контроле. Этот вопрос выходит за рамки противостояния двух, прошу у православной церкви прощения, административных структур. В данном случае церковь выступает как административная структура, заявляя о своих правах на недвижимость и становясь стороной в судебном процессе. Это не спор, например, министерства культуры Ростовской области и церкви, это спор, который серьёзнейшим образом взбудоражил общественное мнение, создал надлом в общественном сознании — две организации, которые по определению должны способствовать национальному благополучию, наоборот, его разрушают. По-моему, правильное решение — собрать руководство церкви и учреждений культуры, представителей общества и просто поговорить. Мне, к сожалению, пока это сделать не удалось.

— Не планируется ли внести поправки в этот закон? Например, запретить передачу объектов, если в них размещены учреждения культуры?

— Закон очень сложно изменяемая вещь, и надо понимать, что пока мы его изменим, возникнет ещё множество подобных ситуаций. Этот вопрос обсуждается, но к нему нужно очень осторожно подходить, чтобы не вызвать очередного общественного взрыва. Союз музеев России предлагает поступить гораздо проще: в рамках тяжёлой финансовой ситуации, когда у страны нет возможности всем музеям отстроить такие замечательные помещения, как, скажем, на Куликовом поле или в Новом Иерусалиме, необходим временный мораторий на передачу помещений церкви, хотя бы по финансовым соображениям. Это более простой и понятный для всех путь. Я не сомневаюсь, что представители церкви не стремятся выкинуть на улицу музеи, они стремятся получить то, что у них в своё время было отнято.

— Как вы считаете, этот закон вообще справедлив?

— Он очень сырой и был принят скоропалительно, у него есть некая пиар-составляющая. Закон касается материальных ценностей, а значит, в нём должны быть продуманы вопросы финансового регулирования и механизмы возмещения изымаемого имущества. С этой точки зрения он не продуман вообще.

— Сейчас обсуждается вопрос о самоопределении граждан России. Недавно председатель комитета по культуры Станислав Говорухин назвал слово «россияне» отвратительным. Вы согласны с такой точкой зрения?

— На мой взгляд, этот термин как минимум некорректен, потому что название народа привязывается не к нации, не к языку, не к главенствующей культуре, а только к территории. Я не хочу говорить об отвратительности. Как может быть отвратительным производное от названия нашей страны? Это слишком сильно сказано. Но слово «россияне» режет ухо всем. Я не знаю, сколько времени должно пройти, чтобы этот термин стал привычным.

Беседовала Алина Ключко

Поделиться: