Утверждение в должности

Горбачёвская перестройка с её новациями набирала обороты. Коллективы предприятий, организаций, а также вузов стали избирать своих руководителей на альтернативной основе в условиях открытой состязательности претендентов, правда, под неусыпным контролем партийных комитетов.

Возможно, опишу когда-нибудь, как в 1988 поддался уговорам — выставил свою кандидатуру на выборах ректора института и добился успеха. Но оказалось, что победа — ещё полдела. Предстояло пройти утверждение в должности разными инстанциями. Об этом и хочу поведать.

Моё избрание свершилось в пятницу на собрании представителей коллектива вуза, которые по результатам тайного голосования отдали предпочтение моей персоне.

Позади остались накал страстей и эмоций, закулисные интриги недоброжелателей и откровенные выпады ярых противников. В субботу и воскресенье предался отдыху и размышлениям: что же, собственно, произошло и как пойдёт моя жизнь дальше? К телефону не подходил, а домашние отвечали на звонки односложно: «Его в городе нет».

За завтраком в понедельник раздался звонок в квартиру. На пороге стоял улыбающийся розовощёкий крепыш в потёртой кожаной куртке.

— Андрей, ваш водитель, — представился он. — Машина стоит у подъезда.

— Зачем? — удивился я. — Хотел пройтись пешком.

— Не положено, — строго сказал он. — Жду вас внизу.

Во дворе у подъезда стояла старая «Волга» чёрного цвета. Со смешанными чувствами необычности происходящего и внезапно проклюнувшейся важности уселся в неё.

Андрей повернул в замке ключ зажигания. Раздался смачный звук, точно великан чихнул в пустое оцинкованное ведро, в моторе забулькало, машину и нас, в ней сидящих, сотрясла судорога, последовал рывок, и мы покатились.

«Доедет ли эта колымага до института? — пронеслось у меня в голове. — Не очень обнадёживающая прелюдия к вступлению в должность. Как говорится: за что боролись, на то и напоролись».

В институте после приветствий и поздравлений мне сообщили, что приступить к исполнению своих обязанностей официально я могу только после приказа Министра высшего и среднего специального образования РСФСР.

— Сегодня к концу дня, — сказал начальник отдела кадров, — мы сформируем ваше дело. Осталось только отпечатать протокол собрания. Завтра вас ждут в Москве.

В республиканском министерстве, расположенном в начале Ленинского проспекта, меня принял замначальника управления кадров Поярков Александр Михайлович, который произвёл впечатление решительного, волевого старшины с орлиным взглядом отца-командира.

— Отлично, — сказал он, когда придирчиво ознакомился с папкой моего дела. — Удивительно, всё выполнено по форме.

«Сейчас, — подумал я, — он пожмёт мне руку и вручит приказ о назначении, подписанный министром».

— Ишь, какой быстрый! — покачал головой Поярков. — Сперва необходимо побеседовать и получить согласие начальников управлений, а их у нас одиннадцать.

Дело это оказалось не из лёгких. Если бы не хватка Пояркова, то пришлось бы потратить недели две, чтобы попасть на приём к этим занятым людям. Руководители управлений, обременённые своими задачами и проблемами, старались поскорее спровадить свалившегося им на голову новобранца. Почти все из них выразили мне своё сочувствие, что избрал для себя «трудные хлеба», желали успеха и поспешно ставили свои подписи в «бегунке» согласований. Только мрачноватый начальник управления капитального строительства с порога оглоушил меня грозной фразой: «Денег на капитальный ремонт зданий не проси! Ваш вуз не представил своевременно заявку на следующий год».

На финишной прямой хождений по кабинетам меня принял замминистра, курирующий кадры, Усачёв — человек интеллигентного вида и пенсионного возрасти. После сорокаминутного ожидания в его приёмной я не без ехидства попросил секретаршу — степенную, с мощной грудью женщину — заглянуть к шефу и поинтересоваться, не уснул ли он. «Мой руководитель, — сказала она строго, — очень внимательно изучает документы. Имейте терпение».

И действительно, я был приятно удивлён, когда в процессе беседы с Усачёвым обнаружил, что он изучил мой послужной список, владеет информацией о состоянии дел в нашем вузе и даже поинтересовался, внедрена ли моя научно-исследовательская разработка, за которую я был удостоен золотой медали ВДНХ. Ему понравилась моя предвыборная речь и поставленные перед коллективом задачи. Мы тепло распрощались с ним. «Резко не стартуйте, — посоветовал он, — слушайте людей и не тащите за собой друзей с прежнего места работы».

Окрылённый, я вернулся к Пояркову. Теперь-то мне вручат приказ о назначении на должность.

Александр Михайлович вновь покачал головой.

— Давай перейдём на ты, — предложил он. — Мы примерно одного возраста и, чувствую, придётся с тобой повозиться, чтобы научить уму-разуму.

Естественно, я согласился. В дальнейшем мы хорошо сотрудничали и подружились. До сих пор испытываю к нему благодарность за помощь и путеводительство по министерскому закулисью.

— Значит так, — сказал мой наставник, — теперь предстоит беседа в ЦК КПСС с инструктором отдела науки и учебных заведений Бубенцовым.

Встреча с ним состоялась на следующей неделе во вторник в конце дня. На Старую площадь, где в ту пору располагался ЦК, Поярков привёз нас на служебной машине. Компанию мне составили ещё два избранных ректора из сибирских вузов. Первым в кабинет Бубенцова пригласили меня. За столом сидел вальяжный мужчина с залысинами на продолговатой голове. Он окинул меня усталым взглядом и как-то по-свойски спросил:

— Скажи честно: будешь работать?

— Естественно, — ответил я. — Хочу поднять вуз.

— Хорошо, — одобрил он мой ответ. — Только давай обойдёмся без патетики. Просто работай, старайся и оправдай доверие партии.

«Для чего, — подумал я за порогом его кабинета, — нужно было отрывать столь ответственного партработника от дел, чтобы услышать от него банальность?» Впрочем, посещение ЦК, осознание того, что тобой здесь интересуются и возлагают на тебя надежды — это своего рода вдохновляющий ритуал и стимул.

— Теперь, — сказал Поярков, — предстоит утверждение на коллегии союзного министерства, а перед ней — беседа с министром Яблоковым.

В четверг, предельно собранный, я вошёл в кабинет министра, расположенный в здании на Люсиновской улице.

Мне показалось, что Яблоков, картинно откинув назад седую голову, с минуту молча пронизывал меня взглядом, точно рентгеном. Рядом с ним за приставным столиком сидел высокий мрачноватый человек в роговых очках. Как оказалось — начальник управления кадров. Обмениваемся рукопожатием, и мне предлагают присесть и рассказать, как дошёл до жизни такой, что вознамерился стать ректором.

— Мы изучили ваше дело, — говорит министр. — Вы работали на производстве и в высшей школе не новичок: прошли путь от аспиранта до декана факультета. Но вы должны понять, что ректорский пост существенно отличается от деканского. Вам придётся многому научиться. Готовы ли к этому?

— Да, — не очень убедительно отвечаю, — готов. Приложу все силы.

— Вуз сложный, — продолжает министр, — вам будет особенно трудно после того, как вашего предшественника посадили за взятки. Какое пятно на высшую школу!

— Это не так! — восклицаю я. — Мой предшественник пошёл на повышение в партийные органы.

— Нет, посадили, — с явным неудовольствием, что ему смеют перечить, утверждает министр.

— Это случилось с ректором другого вуза, — приходит мне на помощь кадровик.

— Тем не менее, — строго завершает беседу Яблоков, — мы поручаем вам полностью искоренить коррупцию и взяточничество в вузе, который собираемся вам доверить.

— Я этого сделать не смогу, — упавшим голосом признаюсь я.

В кабинете воцаряется взрывоопасная тишина. Министр и начальник управления строго смотрят на меня. Ощущаю себя козявкой, которую сейчас прихлопнут мухобойкой.

— Нет, я не то хотел сказать! — поспешно восклицаю. — Я приложу все силы, чтобы искоренить это зло! Но полностью сделать это — не в моих силах. Корни данного явления находятся за пределами вуза.

— Работайте, старайтесь и оправдайте наше доверие. Ждём сообщений об успехах вуза, — завершает беседу министр.

— Хорошо, что так все закончилось, — оценивает моё поведение у министра Поярков. — Заруби себе на носу: в кабинетах большого начальства не вякай ничего лишнего. Больше молчи, соглашайся и ешь глазами начальство.

В тот же день меня утвердила коллегия Минобра Союза. Отправляемся на Ленинский проспект. Беседую с министром РСФСР, который обещает всяческую помощь.

— Даём тебе полгода на раскачку, а потом будем спрашивать по полной программе, — говорит он.

Затем меня утверждают на коллегии. Всё! В руках вожделенный приказ о назначении ректором вуза. С ним, как со щитом, возвращаюсь в вуз и выслушиваю поздравления от коллег, с которыми предстоит работать.

— Всё, — восклицаю, — мытарства закончились.

— Нет, — говорит, улыбаясь, секретарь парткома, — эпопея с вашим утверждением не закончилась. Теперь придётся преодолеть три ступени восхождения: утверждение в должности на бюро райкома, горкома и, наконец, обкома КПСС.

Первые две инстанции преодолел легко и по сути формально. В памяти о них ничего не осталось. А на встрече с первым секретарём обкома перед заседанием бюро произошёл спотыкач. Видимо, я не внял советам Пояркова: есть глазами начальство, изображая преданность, и лишнего не вякать.

В приёмной первого секретаря собрались претенденты на руководящие должности из разных сфер. Атмосфера наэлектризована скрытым нервным напряжением присутствующих. Наконец, приглашают меня. Заходим вместе с заведующим отделом науки и учебных заведений. Первый секретарь — мужчина богатырского сложения, с большими руками и коротко остриженной седой головой. Он поднимается навстречу, жмёт мне руку и приглашающим жестом усаживает нас за стол. В комнате находится заворготделом, который чётко и кратко сообщает данные обо мне.

— Положением дел в вузе мы недовольны, — говорит Первый густым баритоном. — К нам постоянно поступает много нареканий. Нас не устраивает качество подготовки специалистов и участие учёных вуза в разработке региональных программ развития. Какие ставите перед собой первостепенные задачи?

— Руководители подразделений, — отвечаю, — предпенсионного и послепенсионного возраста. Предстоят нелёгкие кадровые решения.

Первый с пониманием реагирует на мои слова.

— А ты замени засидевшихся молодыми, — советует он. — Вот я из 42 секретарей районов за год почти половину заменил.

— Вам можно. Вы — первый секретарь, — уважительно отвечаю я. — Если я так решительно поступлю, то завтра все обиженные профессора в обкоме с жалобами появятся.

Первый хмурится, а завотделами, в глазах которых отражается ужас, тайком показывают, чтоб я закрыл свой рот.

— Я прочёл вашу статью о кооперации и специализации, в которой вы ошибочно пишите, что в сельском хозяйстве эти процессы осуществляются проще, чем в промышленности, — говорит хозяин кабинета.

Всем было известно, что первый коммунист области — специалист по сельскому хозяйству, кандидат сельскохозяйственных наук, ранее возглавлял крупный совхоз. Но кто из помощников подсунул ему мою статью, а мне тем самым свинью?!

Я пытаюсь объяснить, что имел в виду сложности технического и технологического порядка. Но Первый возвышает голос и читает небольшую лекцию о том, что в сельском хозяйстве всё обстоит гораздо сложнее.

— Вы правы, — соглашаюсь я. — Признаю свою ошибку.

Оба завотделами чуть кивают головами, одобряя мой ответ.

Первый заключает разговор напутствием:

— Идите работайте с полной отдачей. Иначе как мы вас назначили, так и снимем.

О, язык мой — враг мой! Я простодушно восклицаю:

— А я думал, что меня коллектив избрал!

Первый откашливается и строго смотрит на своих подчинённых: кого вы мне привели?!

— Всё! — решительно прихлопывает он рукой по столу. — Идите лучше работайте с кадрами.

Непонятно, кому адресованы его слова — мне или его подчинённым, а может, всем вместе.

В коридоре завотделом науки отвёл на мне душу:

— Как можно так себя вести у Первого?! — возмущался он. — Его надо слушать и вникать в сказанное. А вы: я думал, я считаю и тому подобное! С такими высказываниями долго на ректорском месте не усидите. Ну ничего, мы вас научим партийной этике и субординации.

Однако не успели. Партия доживала последние годы. Она слабела и теряла свою железную хватку. А в 1991 году рухнула система государственного социализма советского образца, выпестованная КПСС.

Но надо признать, что подбор, расстановка и продвижение кадров осуществлялись в ту пору хоть и не без формализма, но по принципу профессиональных и деловых качеств человека. А принцип этот уникален во все времена.