Михаил Чернышёв: «Я не прошу снисхождения, но рассчитываю на понимание»

Транспортный коллапс случился в городе, когда в ночь с 13 на 14 декабря пошёл снег. Всю неделю ростовчане как могли справлялись с ситуацией, а уборка снега, работа общественного транспорта и увольнения в мэрии стали главными темами новостных лент. Субботним вечером, 22 декабря, мэр Ростова Михаил Чернышёв в интервью редактору donnews.ru Марине Поюровой пояснил логику действий администрации города и поделился планами на будущее.

— Михаил Анатольевич, как бы вы назвали ситуацию, в которой жил город в течение недели, с 13 декабря?

— Была очень сложная неделя. Самые большие проблемы были в пятницу. Потом, конечно, удалось выровнять ситуацию, но сначала было катастрофично. Но мы должны думать о справедливости. Только 15 декабря в середине дня снег перестал идти. Техники у нас не так много, чтобы мы могли выдержать такой залп. И, объективно говоря, битву с погодой мы проиграли в первые часы войны, если можно так выразиться. Почему? Во-первых, мы не могли имеющейся техникой закрыть все улицы. Во-вторых, всё, что было сделано ночью, перекрыл снегопад: снег шёл постоянно.

Очень расстроило то, что случилось в Ворошиловском районе. Я никогда бы не мог подумать, что все 7 снегоуборочных машин выйдут из строя... Это нонсенс. Что получилось в итоге? Снегоуборочных машин не было, на горе по Нагибина до площади Гагарина столкнулись несколько машин, перегородили дорогу — и всё. Других артерий у нас практически нет. Почему мы так бьёмся за Северный тоннель? Никто нам не верит, а мы всё равно будем упорствовать, чтобы его построить. Он не будет пересекаться ни с какими другими трассами, он безопасен для населения. Но это будущее. А сейчас...

Не хочу оправдываться, могу сказать, что мы работали, но этого было недостаточно. Гидрометцентр сообщил, что такая погода у нас бывает раз в 30 лет, т. е. мы были в экстремальных условиях.

— Какая-то странная получилась история с отставками...

— Эмоции действуют не только на мэра, но и на губернатора. Когда губернатор попросил на правительственном часе представить информацию о принятых мерах, произошла небольшая неточность. Мне очень неудобно за эту неточность перед своим бывшим заместителем Алексеем Елисеевым.

Фактически мы говорили о том, что я принял отставку заместителя, а не уволил его. Елисеев возглавил сложное направление — жилищно-коммунальное. Он не лоботряс, хороший человек, но надо же уметь владеть ситуацией! Он не справился. Мы с ним объяснились в начале декабря, это была моя инициатива, он попросил отпуск и ушёл. Но информация исказилась, и его признали «козлом отпущения».

— Кстати, о наказании глав районов. По вашей оценке, четверо из них сработали хорошо, четверо — плохо. Непонятная оценка...

— Да, коллапс был во всём городе. Но я оценивал их по мобилизации ресурсов, все ли работали.

— Скажите, а если бы губернатор не потребовал увольнений, они были бы?

— Были. Что касается трамвая, то это моё решение было. Я считаю, что нельзя такого допускать, более того, Клеймёнов (директор МУП «Ростовская транспортная компания. — Прим. авт.) вообще хотел уйти. Клеймёнов виноват был напрямую. Я сказал ему, что не понимаю, почему первый номер трамвая не ходил два дня. Я сам прошёл все это, работая главой Пролетарского района. Мы в таких условиях ночевали на работе, спали одетыми в своих кабинетах, чтобы в 5 утра прийти в трамвайно-троллейбусный парк и выталкивать оттуда трамваи. Если трамвай сам не мог выйти, вытягивали тягачами. Разливали и поджигали солярку, чтобы рельсы очистить... Задача была выпихнуть трамваи, и опять какая-то беспомощность... Дежурный трамвай всю ночь должен был ходить, пробивая путь. И это не ноу-хау, это жизнь. Если бы он это сделал, трамваи нормально бы ходили. А мы потеряли два дня.

— Второй по значимости проблемой после уборки снега стала работа общественного транспорта. Из-за его отсутствия ростовчане были вынуждены по 4-6 часов пешком добираться домой после работы. Но зима ещё впереди. Что делать с общественным транспортом?

— Первое — мы выделили полосу общественного транспорта. Ну и что? Где она? Давайте посмотрим на столицу. Там на эту полосу никто не заезжает. Даже машина Госдумы туда не заезжает, а стоит в пробке.

— Почему? Люди другие?

— Нет, потому что все знают, что будут наказаны. Там стоят камеры. Там установили штраф 3 тысячи рублей. Они, как субъект Федерации, были вправе это сделать. Если ты едешь по этой полосе и тебя сфотографировали три камеры с разрывом в полторы минуты, ты за каждую камеру будешь платить штраф. У нас всё это остаётся безнаказанным, поэтому так и поступают. Где эти гаишники, которые всё регулируют? Где дежурные экипажи? Их не хватает.

Сегодня «Безопасный город» — это полномочия органов местного самоуправления. Мы понимаем, что у полиции тоже ограничены ресурсы, и мы им помогаем и помогать будем. Доходит до того, что у них бумаги нет, конвертов. Мы говорим: давайте мы поставим камеры, но вы же работайте с ними! Мы даже не можем эвакуировать машины без ДПС! Так вот, у нас сейчас фактически все эвакуаторы работают без протоколов ДПС, то есть даром! Я «наклоняю» муниципальные предприятия работать даром. Завтра мне скажут: ты что, специально делаешь так, чтобы обанкротить предприятия?

— Всё-таки возвращаюсь к теме общественного транспорта...

— Он у нас есть, как ни парадоксально. В городе его достаточно.

Сегодня я поставил задачу разработать систему работы трамвая. Для него должна быть зелёная волна, чтобы он останавливался только на остановках. Я понимаю, что очень сложно будет для ростовчан, пока мы не поменяем дорожное полотно на Горького и Станиславского. Мы меняем рельсы, а потом сможем говорить о скоростном трамвае и о правильной организации этого движения. Но это перспектива на будущее.

Парк автобусов у нас большой, но дисциплинированно работают только муниципальные предприятия. Муниципальный транспорт в этой экстремальной ситуации обеспечил выход 90% машин, а коммерческий транспорт — 20%. Коммерческий транспорт работает не на производство услуги, а на себя. Зачем нам нужен такой транспорт? И мы будем потихонечку наращивать муниципальный транспорт.

Сегодня мы доказываем, что надо поднимать тариф. Сейчас все транспортные компании получают доплату до экономически обоснованного тарифа из бюджета города, почти 230 миллионов рублей уходит на это. И мы не решаем проблему потому, что человек за рулём не хочет работать за нынешнюю зарплату. У нас есть автобусы, которые простаивают из-за отсутствия водителей.

Что плохо? Все работают за наличку, от этого надо избавиться и перейти на безналичную оплату. Как только перейдём, будет несколько другое обслуживание. Мы даже рассматриваем систему, когда город будет нанимать автобусы для работы по перевозке. И платить за их работу будет бюджет. А то, что оплачивает пассажир, пойдёт в бюджет. Тогда транспортные компании лишатся «левого» заработка.

— Но, согласно статистическим данным, в Ростове и так самый высокий тариф на юге России.

— Всё зависит от того, насколько регионы дотируют общественный транспорт.

— Значит, в Краснодаре больше дотируют?

— Я не знаю. И давайте у людей спросим, чего они хотят — комфорта или дешевизны. Мы вечно стоим на этом распутье. Сегодня маршрутка по эксплуатационным затратам дешевле, чем автобус, и тариф выше. Куда бизнес будет вкладывать деньги? Конечно, в маршрутки. Надо поменять систему. Мы хотим сократить количество маршруток, они не играют той роли, которую должны, они не могут перевезти всех. На маршруты они не вышли потому, что упала скорость движения, водитель понял, что не сможет заработать деньги и отдать «хозяину» плановую выручку. В итоге они вообще не вышли.

По транспорту надо сделать норматив выхода, это самое главное. И второе — скорость перемещения транспорта должна быть тоже в нормативе. Для этого надо дать общественному транспорту определённые преимущества. Я не понимаю, почему ДПС не может на проспекте Нагибина организовать работу полосы общественного транспорта. Проблема в том, что мы не можем повлиять на их работу. Когда было городское ГАИ, у нас были совсем другие отношения. Я мог спросить и потребовать. Тогда все понимали, что нужно не прятаться за спины друг друга, а делать дело. Поэтому здесь есть сложности организационного характера.

— Какие уроки вынесены?

— Вчера привезли из Волгограда реагент бишофит. Он дорогой, но эффективный. Его начали использовать в Израиле, Москва использует. Технология очень простая. Можно им посыпать дорогу до того, как пойдёт снег, и тогда он не даёт образоваться ледяной корке. С него легко счищать снег. Если лёд уже лёг на дорогу, то должна быть другая концентрация вещества, и тогда техника разбивает его. Сейчас этот материал мы испытываем на нескольких дорогах нашего города. Он хоть и дорогой, но мы купим его.

Мы закупаем новую снегоуборочную технику.

— Неприятный вопрос, но обойти его не могу. Вы извинились перед горожанами только 19 декабря, на 6-е сутки транспортного коллапса. Почему вы раньше не объяснились?

— Не прав, наверное. Получилось так, что 14-го в Москве заседала рабочая группа, я вылетал на один день. В 11 вечера я вернулся и поехал в объезд по городу, до 3 часов утра всё разбирали. Утром в 8:00 у нас уже был штаб. Мы окунулись в хозяйственные работы. Естественно, мысль о том, чтобы выступить перед горожанами, где-то отстала. Можно, конечно, извиняться, но нужно это делать тогда, когда ты что-то уже сделал.

— Но здесь речь не столько об извинениях, сколько о диалоге. Люди должны знать, что мэр с ними, что он сопереживает и делает всё возможное...

— Мы постоянно рассказывали, что делаем, мы были абсолютно открыты. Но, с другой стороны, пошёл вал недоверия. Я даже не знаю, чем он был спровоцирован. Дескать, машин нет, мы не видим этих машин... Я не исключаю, что мог быть и обман. Но я всегда приравниваю обман к предательству, а предательства никогда не прощаю. Я не исключаю, что были какие-то неточности, но я знаю, что информацию мы давали объективно. Да, было такое, что машина работала час, потом сломалась и ушла, а её показывают, как будто она работала. Но я требую, чтобы показывали, сколько единиц техники работает и сколько сошли с трассы.

— А вы сами как считаете — вы сделали всё, что могли?

— Нет, абсолютно.

— А сами себе какую оценку вы бы поставили в этой ситуации?

— Ту, которую нам поставили ростовчане. А какую я могу оценку дать? Недовольство — значит, хреново сработал. Я не прошу снисхождения, но я рассчитываю на определённое понимание.

Давайте посмотрим на Москву. Что сделал Собянин? Он пересмотрел всю политику, и если Лужков в основном строил, не буду говорить почему, то Собянин все силы бросил на дороги. 320 миллиардов против нашего одного миллиарда! В 300 раз больше! А Москва только в 10 раз больше Ростова по численности населения и в 3 раза больше по территории, зато в 300 раз больше по финансовым возможностям! Кроме того, Минфин России ещё дал Москве 32 миллиарда опять же на дорожное строительство. Дайте мне такие деньги! Это та точка, за которую можно уцепиться и перевернуть весь мир! Я хочу, чтобы все понимали, что мы исходим из того, что мы можем.

И ещё: мы упускаем из виду людей, которые работали в тех условиях. Видим только плохое. С чем мы сталкиваемся? Нет водителей на снегоуборочную технику. Техника сложная, и молодые водители боятся садиться за руль. ДПС сегодня не может нам помочь при уборке снега убрать припаркованные машины. А водители боятся эти машины зацепить. И у нас есть случаи отказа от работы на технике, тем более ночью. Все люди, которые работали в экстремальных условиях, должны получить свою долю благодарности.