Ростов теряет дух предпринимательства

Юрий Погребщиков, первый в постсоветской истории мэр Ростова (1991-1993 гг.) уже пять лет живёт на две страны. Он помогает донскому бизнесу выходить на просторы Америки, будучи представителем ТПП Ростовской области в США. В интервью редактору donnews.ru Марине Поюровой Юрий Борисович рассказал о том, как оказался в США, и о том, почему Америка «хамит».

— Юрий Борисович, расскажите, почему вы оказались в Америке?

— Если говорить правду, то потому, что здесь совершенно исчерпалась моя востребованность. Я — профессиональный менеджер, хорошо образованный, имеющий многолетнюю позитивную практику. Проекты, которым я занимался, всегда были успешными. В первом десятилетии ХХI века российская промышленность стагнировала. То, что я умел, не мог применить: предложений, соответствующих моему уровню, не существовало. Для собственников я был достаточно самостоятельным человеком, а им были нужны те, кто был бы их отражением. Мне же трудновато это было делать при моём статусе.

— А организовать свой бизнес вам не было интересно?

— Бизнес — это то, куда надо приходить не в моём возрасте. Заниматься «купи-продай» мне неинтересно. В бизнесе надо смотреть далеко вперёд, а мне уже сложно было это, я уже не хотел работать по 16-18 часов в день, как я работал всю жизнь. Поэтому я выбрал то, что выбрал... В Америке сын, его семья, двое моих внуков. Там, конечно, я нужен и дорог. Там я могу быть полезен.

А вот мой сын хотел быть предпринимателем, никогда не желал работать на кого-то. Он создал свой бизнес и уже 20 лет занимается им в Америке.

— Какой у него бизнес?

— У него своя строительная компания.

— Америка — это был его выбор, или вы его каким-то образом подтолкнули к тому, чтобы он уехал из России?

— Это был 1993 год. Политическая ситуация в Ростове была чрезвычайно напряжённая, она меня держала на острие всех тогдашних конфликтов. Со мной очень серьёзно боролись, потому что я олицетворял определённые подходы и по-своему видел развитие Ростова.

У каждого человека есть свои уязвимые места. И для меня этим уязвимым местом был сын. Он инициативен, предприимчив, ему хотелось себя реализовать, он как раз заканчивал строительный институт. Я знал, что за ним шла охота в полном смысле этого слова. Его хотели спровоцировать на какие-то шаги, чтобы влиять на мои решения. В глазах многих людей я был отступником от коммунистической идеологии. До 1991 года я состоял в партии и при этом был профессиональным менеджером. И тогда, и сейчас я глубоко убеждён, что предпринимательство как инструмент изменения общества — самый верный. Другое дело, что государство должно протекционировать этот процесс, сопровождать его. Такая позиция противоречила коммунистической идеологии, где само понятие собственности было исключено.

— А кто эти силы, которые вели охоту на вас и вашего сына?

— Я думаю, что этим занимались мои политические оппоненты, в том числе КГБ, потому что в составе того теневого обкома был руководитель нашего комитета безопасности. Например, на последнем курсе института сын получил предложение стать директором российско-южноафриканской компании с окладом в три тысячи долларов! А я в то время, будучи мэром города, получал, скажем, полторы тысячи долларов.

Прошу сына взять паузу, разбираюсь, и оказывается, что это специально созданная временная структура. Её задача состояла в том, чтобы сын провёл несколько сомнительных сделок, которые могли бы его сделать уязвимым. Простая комбинация...

Я направил его учиться в Пенсильванию в Питтсбургский университет, чтобы он получил второе образование по укороченной программе. Был уверен, что он вернётся ко мне и будет работать здесь, будет моим партнёром и помощником. А когда потом я попытался ему показать, как тут зарабатывают, он сказал, что его учили не этому, что он не может подстроиться под какого-то конкретного человека. В России манера ведения бизнеса очень уязвимая, можно потерять себя и свою свободу. Его учили вести стандартный бизнес. При этом у него были друзья, которых и я знал, зарабатывающие огромные деньги. И они ему предлагали зарабатывать так же, например на поставках медикаментов, но он не хотел этим заниматься.

Сначала он уехал на время, потом у него родились дети, пошёл свой бизнес, и уже было совершенно нелогично возвращаться просто потому, что нужно вернуться. Он там адаптировался и успешно трудится. Как и все, он проходил через кризисы, но сейчас уже всё стабилизировалось.

И наступил момент, когда я вынужден был делать выбор. Здесь я оказался не востребован, а востребованность для меня — некая подпитка, это естественное состояние моей жизни. Никогда не искал работу, она меня сама находила.

У меня 45 лет стажа, и пенсия в 12 тысяч рублей, которая у меня есть, не даёт мне сохранить тот уровень, тот статус, который мне был нужен. А искать, кому здесь может понадобиться мой опыт, — это не для меня.

— Сколько времени в году вы проводите в Ростове и сколько в Америке?

— Примерно 7 месяцев в Америке и 5 месяцев здесь. Я приезжаю сюда, мне это нужно обязательно, потому что здесь моя семья. Там мои дети, а здесь мои друзья и, главное, среда. Когда я приезжаю сюда, я стараюсь быть самодостаточным. В Ростове занимаюсь консалтингом: консультирую предприятия, в университете преподаю на курсах МВА, читаю лекции в Институте управления, бизнеса и права.

— После того как вы несколько лет прожили в Америке, ваши взгляды на бизнес, политику, на жизненные ценности сильно изменились?

— Нет, вряд ли. Я достаточно коммуникабелен и подвижен, много езжу, видел весь мир. Это даёт мне возможность формировать своё мнение. В 1991 году, когда начались изменения, я их воспринял очень остро. Я видел, какие инструменты срабатывают в мире, видел, что происходило в Китае, в Венгрии, Корее. Поэтому сказать, что Америка мне на что-то принципиально открыла глаза, нельзя...

— А английский вы когда выучили?

— Я не учил английский так, чтобы самостоятельно вести переговоры. Все деловые переговоры веду с переводчиком. Поздно за это взялся. Но совершенно свободно ориентируюсь в бытовых моментах — сам летаю, езжу. Вокзал, магазин, отдых — всё без переводчика.

— Вы представляете Торгово-промышленную палату Ростовской области в США. Каких успехов достигли на этом поприще? Чем можете похвастаться?

— Я представитель палаты уже 5 лет, с того момента как уехал. Похвастаться пока особо нечем. Какие-то конкретные проекты есть и их достаточно. Они интересные, но реализованы совсем не потому, что я представитель палаты, а из-за личных контактов, наработанных за многие годы.

Из самых успешных: 4 сентября пришли к подписанию соглашения о сотрудничестве между двумя торгово-промышленными палатами — Пенсильвании и Ростовской области. Официально всё оформили, определили приоритетные проекты, о которых пока рано говорить. В течение двух месяцев оформим их как дополнительное соглашение.

Один из проектов, который будет включён в соглашение между торгово-промышленными палатами, — это цимлянские шампанские вина. Мы повезли на дегустационное шоу в Нью-Йорк семь наименований. И пять из семи были отмечены медалями. Почему же не продвинуть такой продукт? В этом производители заинтересованы, область...

Убеждён, что чем больше мы будем строить вот таких отношений, мостов, тем мощнее американское лобби будет влиять на истерики 3-4 сенаторов, которые поддерживают антирусские настроения. И наши бизнесмены на полтора десятка наших думцев, которые истерят в сторону Америки... А сближение необходимо. Почему Америка так «хамит» по отношению ко всем остальным государствам? Она демонстрирует свои правила жизни и говорит: почему же вы не хотите жить лучше?

В Америке даже нет проблемы, которую испытывает Европа в связи с мусульманской экспансией в таких городах, как Париж, Лондон. В Америке на государственном уровне нет понятия «мусульманин», «христианин»… Там есть американец, и они готовы тиражировать этот опыт. Там межнациональные конфликты полностью нивелировали.

У них есть глубоко скрытый конфликт между темнокожими гражданами и белым населением, есть на обывательском уровне. Но президент же темнокожий! Попробуйте вы, сидя в ресторане, когда зайдёт пара — белый мужчина и афроамериканка, посмотреть на них как-то настороженно. Если мужчина встретит ваш взгляд, через пять минут к вам подойдёт полицейский и спросит: «Вы хотели как-то осудить эту пару?» И всё, в следующий раз вы никогда так не сделаете...

А если к вам вечером приехала машина, и из неё вышли два человека, и завтра пришла машина, и из неё вновь вышли два человека… то послезавтра соседи обязательно вызовут полицию. Соседи не хотят, чтобы ночью кто-то привозил наркотики, договаривался о терактах. Почему этому не научиться, в этом же и есть суть гражданского общества?

Мне приходилось решать вопросы, связанные со своим здоровьем, статусом. Там не видно чиновника как личности, я не могу его там найти. Может быть, и есть какой-то скрытый механизм, но ни один законопослушный американец его не знает.

В Америке во взаимоотношении с государством неважно, сенатор ли ты или с улицы привезённый человек, бомж... Если врач пропишет сенатору то лекарство, которое он не прописал бомжу, гражданское общество «разорвёт» этого врача.

Другое дело, что сенатор может лежать на шёлковой простыне и заплатит за это дополнительно, а бомжа просто положат на чистую простыню. Но лекарство, обследование они получат одинаковое. Чем плохо так научиться жить? Американцы считают, что они могут это кому-то навязывать. Это, конечно, никому не нужное дело. Надо самим понять, что это интересно.

А технологические процессы? Всё построено на принципиально другой идеологии. Когда я привёз в Россию новые технологии повышения стойкости дорожных покрытий и пытался начать их внедрение, мне открытым текстом сказали люди, занятые в этом сегменте: «Юрий Борисович, вы понимаете, мы расходуем бюджетные деньги, а вы привезли то, что заказывает частник, который владеет этой дорогой и вкладывает в неё деньги…» То есть получается: мы видим прекрасную технологию, но не можем её применить. Получается противоречие с экономическими интересами страны, хотя с точки зрения ведения российского бизнеса эти рассуждения правильные. Но государство же должно делать шаги, чтобы продвинутые технологии были востребованы! Учиться этому разве не надо?

Почему выбор пал на Пенсильванию и почему мы вышли на это соглашение? Пенсильвания ровно 35 лет назад переживала то, что сейчас переживает Ростовская область в восточном Донбассе. Они решили: металлургия и горнодобывающая отрасль Пенсильвании закрываются! Здания дирекций шахт до сих пор стоят законсервированные, на их крышах растут деревья. Но в то же самое время Пенсильвания применила инструменты, привлёкшие в регион высокотехнологичные производства: атомную энергетику, медицину, альтернативные способы получения электроэнергии, головные компании интернациональных корпораций. Медицина, кстати, там лучшая в Америке.

В период кризиса в Пенсильвании недвижимость не упала в цене, потому что ведение бизнеса там очень комфортное и рабочих мест там не потеряли. Там очень развит средний бизнес.

— Слышала интересную историю: про женщину из Новочеркасска, которая разработала необыкновенное антипригарное покрытие, и про то, что вы занимались этим проектом.

— В Америке мы нашли постоянно действующую площадку в Питтсбурге. Я встретился с оргкомитетом и понял, что это самая большая в Америке площадка, где разработчики ноу-хау демонстрируют свои изобретения. Туда приходят инвесторы, которые покупают эти идеи.

Я познакомился с людьми, которые за одну сессию (шоу) тратили по $20 млн на приобретение идей. И я отвёз на эту выставку изобретение Галины Андрейчиковой из Новочеркасска, она работала у меня на химкомбинате. Ей удалось разработать антипригарные покрытия, которые абсолютно безопасны для здоровья человека. В тот момент разгорелся скандал со швейцарской фирмой Zepter. Выяснилось, что при царапинах на их антипригарном покрытии есть опасность онкологических заболеваний. А Галина специально исследовала, как её покрытие воздействует на человека, безопасно ли оно.

Когда это изобретение показали на шоу, оно получило золотую медаль, а Галина — коммерческое предложение наладить технологический процесс в Штатах. Ей обещали там золотые горы, но она не согласилась работать в Америке, потому что у неё в Подмосковье были внуки и ими нужно было заниматься. Таков сегодняшний менталитет российского изобретателя.

А сейчас у меня в планах встреча с ректором ЮФУ Мариной Александровной Боровской. Хочу с ней обсудить открытие такой же площадки на юге страны, а может, и на всей территории страны. Более того, у меня есть договорённость с оргкомитетом питтсбургской выставки, они готовы быть партнёрами. Хотя правильнее было бы сначала туда повезти людей с серьёзными разработками...

— Вы полагаете, что эту площадку надо делать на научной основе?

— В ЮФУ, да и вообще на юге России, действительно есть учёные, которые не могут себя реализовать, потому что у них нет финансов. Три года назад я попросил в Таганрогском радиотехническом университете дать мне их разработки, требующие внедрения. Там были такие, на реализацию которых нужно было всего 180 тысяч рублей. И у них нет этих денег. У учёных таких денег нет!

На вышеупомянутой выставке было трое русских и 70 человек из Малайзии! Понимаете, почему там такими темпами всё развивается?

— Вы говорили, что дух предпринимательства в Ростове всегда был очень развит, но постепенно теряется. Почему?

— Чтобы решать вопросы своего бизнеса, предприниматели начали сближаться с чиновниками, потому что чиновники создали систему управления, в которой малейшее решение зависит от их желания. В стране же нет прозрачных правил для всех!

А некоторые предприниматели даже кичатся тем, что они сближены с чиновничеством. Вот что развратило предпринимательство, в том числе и ростовское! Предприниматели и раньше воевали между собой, но то был поединок мощных самодостаточных людей, которые не привлекали всевозможные государственные структуры для борьбы с конкурентами.

— Где выход из этой ситуации? Что будет дальше?

— Помните притчу о том, сколько лет Моисей водил свой народ по пустыне? С середины 80-х уже прошло достаточно много лет. Ваше поколение увидит выход. Когда на выборах Прохоровых будет 50, а Навальных 150, среди них обязательно будут те, кого мы захотим выбрать. А сейчас что, кооператив "Озеро"? И лучше, оказывается, в России никого нет. И все дорожные работы в Ростовской области выполняет почему-то армянская диаспора, а все рынки контролирует азербайджанская. Это тупик.

— Вам нравится современный Ростов?

— Ростов в принципе мне нравится, потому что это мой родной город. Я не фокусирую своё внимание на недостатках Ростова, хотя они, конечно же, есть. Но я понимаю, что это болезнь роста, что это нужно пережить. Если я не буду принимать то, что происходит, у меня будет внутренний конфликт.

Беседовала Марина Поюрова

Поделиться: