Европа плюс-минус

Граждане России обрели свободу перемещения, и стало вполне обыденным слышать русскую речь на экзотических курортах мира и в центрах туристического паломничества Старого и Нового света.

С каждым годом все большее число соотечественников отправляется за границу: кто на отдых, кто по линии бизнеса, а кто просто мир посмотреть и удостовериться, что не «везде хорошо, где нас нет».

Вот и группа преподавателей Ростовского-на-Дону университета (не будем уточнять какого) отправилась в Испанию — изучать опыт дистанционного обучения студентов в вузах Мадрида. За неделю они узнали для себя много полезного и убедились, что по своему профессиональному уровню — на равных с испанскими коллегами. В конце своего вояжа ростовчане решили побродить по улицам Мадрида и поужинать в любом приглянувшемся им кафе.

Профессор Буханько Сергей Валентинович к назначенному часу спустился из своего номера в холл и увидел, что в гостиничном баре за столиком уже пьют кофе профессор Ремизов, сутулый кадыкастый шатен с унылым лицом циника, и доцент Михлин, кругленький лысоватый непоседа в расписной рубашке навыпуск.

— А где остальные? — спросил он и уверенно водрузил своё крупное тело на свободный стул.

— Дамы, извини, прихорашиваются,— ответил Ремизов и сделал жест в сторону Михлина.

— А мы тут с Леонидом Борисовичем сравнениями занимаемся, так сказать, плюсы и минусы выставляем: как у них и что у нас.

— Европа, — заговорил Михлин, продолжая прерванный разговор, — всегда впечатляет своей обихоженностью, культурой и порядком. Причём, заметьте, порядок этот произрастает снизу, а не насаждается кем-то сверху.

— Это точно, — согласился Буханько и добавил: — У нас без накачек и напряги сверху не обходится. Вроде на местах не знают, что надо дороги после зимы ремонтировать, наводить порядок в садах и скверах, вывозить мусор.

— Профессионализм и ответственность у многих отсутствуют, — авторитетно заявил Ремизов, — каждый мелкий начальник не делу служит, а своему боссу в рот заглядывает, ждёт указаний и преданность свою ему изо всех сил изображает.

— Ну, вот что! — сам себя оборвал он. — Вы тут без меня поворкуйте, а я покурить отлучусь. Надеюсь, что в Европе ещё не запретили курить на улицах.

Ремизов резко поднялся и чуть не сшиб с ног профессора Богдашкину Маргариту Сергеевну, полнеющую блондинку в светлом брючном костюме.

— А я по голосам определила, где вы, — затараторила Маргарита Сергеевна. — Пока все отдыхали, я по магазинам успела пройтись.

Буханько понимающе переглянулся с Михлиным: оба подумали, что и приближение Маргариты можно обнаружить — по запаху духов, которыми она, не скупясь, заливалась с головы до ног.

— А знаете, — продолжала тараторить Богдашкина, — наши супер- и мегамаркеты не уступают испанским, да и европейским, разве что культурой обслуживания. Зато некоторые фирменные вещи у нас дешевле можно купить. А бомжей сколько видела! Один из них в десяти метрах от гостиницы лежит, и при нём собака. И у него, и у собаки свои подстилки. Видимо, так по европейским стандартам полагается.

— У нас тоже бомжи в мусорниках роются, Маргарита Сергеевна, — сказал Михлин и предложил даме стул. — Недостатки у всех есть. Хорошее надобно перенимать у соседей. А почему нет? Усатый отец народов не выпускал своих граждан за рубеж не случайно. Чтобы не заглядывались на европейское бытоустройство, не стремились удобства для жизни людей перенимать, а все силы направляли на выполнение государственных планов. Теперь не те времена.

— Вы всё Европе плюсы ставите, Сергей Валентинович, — раздался строгий голос профессора Сенкиной Розалии Михайловны.

Худая, с бледным лицом, в длинном сиреневом платье, коротком жакете и нелепой шляпке, она как будто материализовалась из воздуха и с места в карьер почему-то наехала на Буханько, в то время как тот молча разглядывал полку с бутылками спиртного и вознамерился пропустить перед прогулкой рюмочку коньяка.

Он недовольно повернул голову в её сторону: все время цепляется — прохода от неё нет.

— Вы, наверное, забыли, Сергей Валентинович, как по вине авиаперевозчика мы с опозданием прилетели в Мадрид? — ехидно пропела Розалия Михайловна.

— У меня память хорошая, — не очень учтиво ответил Буханько. — Это вы забыли, что представители фирмы принесли свои извинения, переделали билеты на другой рейс, каждому из нас выплатили компенсацию в размере ста долларов, бесплатно напоили чаем и на микроавтобусе довезли до трапа самолёта. Инцидент, я полагаю, закончился плюсом.

— Я не о том! — отмахнулась Сенкина. — Я о Педро Монтеро, которого вы в сердцах назвали Педриловичем. Он должен был нас встретить, а сам преспокойно ушёл домой. Нам пришлось метаться по аэропорту, искать транспорт и в результате заселиться в паршивую гостиницу у чёрта на куличках. Кстати, сто долларов за ночлег пришлось заплатить каждому, так что плакала компенсация фирмы. Минус вашей Европе и её представителю, который так отплатил за донское гостеприимство. Наш человек никогда бы так с гостями не поступил.

— Ладно вам, Розалия Михайловна, — примирительно вмешался Михлин, — парень после того мелким бесом вертится вокруг нас — вину заглаживает.

— А почему вы, госпожа Сенкина, случай с Клюевым не вспомните? — спросил Буханько. — Этот растяпа забыл в такси борсетку, в которой находились паспорт, обратный билет и наличность. Вы тогда сказали «ищи ветра в поле», а таксист через два часа привёз борсетку со всем содержимым и с достоинством отказался от вознаграждения. Это пример для подражания. Так что плюс Европе.

С улицы вернулся Ремизов, от которого несло табачным дымом, и удивился, что ещё не все собрались.

Из лифта вышли декан факультета Витюк и Богдашкина, которая относила в номер кульки с покупками.

— Больше никого ждать не будем, — сообщил декан, — Клюев, Селина и Федорищенко пошли в музей Прадо ещё раз обозреть творения Веласкеса и Эль Греко.

Все направились к выходу. Возле вертящейся двери произошла небольшая заминка: тщедушный служащий отеля в ливрее втаскивал здоровенный чемодан, вернее сундук, опоясанный ремнями.

На улице светило яркое майское солнце, которое покрывало все вокруг золотистым флёром.

Ростовчане двинулись по Гран-Виа к фонтану с высокой стелой посередине, пик которой виднелся вдали.

Навстречу им морской рябью накатывались смуглые лица испанцев, лилась чужая непонятная речь, шелестели шины нескончаемого потока чисто вымытых машин, откуда-то доносились музыка, смех, вой полицейских сирен. Всё сливалось в гул большого города…

Вблизи перекрёстка, на углу квартала, внимание ростовчан привлёк Пьеро в белом балахоне. Лицо его было густо покрыто белой пастой, а нарисованные капли слез на щеках контрастировали с живыми черными глазами. Из большого кармана на груди Пьеро выглядывали две очаровательные собачьи мордашки. Их хозяин протягивал прохожим маленькое ведёрко. Как только раздавалось звяканье монеток, собачки радостно тявкали в знак благодарности за подаяние.

Ремизов попросил коллег задержаться возле уличного аттракциона, пока они с Буханько заглянут на минуту в обменник, который находился рядом.

Первым обменял валюту Ремизов, и когда прятал еврики в портмоне, услышал встревоженный голос Буханько: «Нет, я вам дал пятьсот, а вы выдали сумму, равную четырёмстам долларам». Для убедительности Сергей Валентинович показал растопыренную пятерню. Девушка за толстым стеклом разложила на столе четыре стодолларовые купюры и пожала плечами.

— Может, и правда столько ей дал, — засомневался Ремизов, — надо было по одной бумажке отсчитывать, как я сделал. А ты, видимо, их все вместе сунул.

Буханько машинально пошарил по карманам в поисках недостающей банкноты, побагровел и, как разъярённый бык, навис над окошком.

— Вы посмотрите! — неизвестно кого призывая в свидетели, воскликнул он, — ограбила девчонка средь бела дня!

— Не кричи, — урезонил его Ремизов, — нас же предупреждали о мошенниках. Сейчас она вызовет полицию, и чем докажешь свою правоту? Языка мы не знаем. Сам виноват, что опростоволосился. Пошли. Нам неприятности не нужны.

Коллеги на улице увидели, как из обменника, точно пробка из бутылки, выскочил Буханько. Он возбуждённо жестикулировал и почти кричал.

— Жулики кругом! Хороша Европа! Девчонка обула на сто долларов и при этом глазом не моргнула!

Пьеро в белом одеянии услужливо протянул ему ведёрко. Глаза у него искрились весельем.

— А этот клоун ещё смеётся надо мной! — совсем ошалел Сергей Валентинович. — Ах ты, басурманин!

— Не будь лохом, дядя! — неожиданно на чистом русском языке сказал Пьеро. — Чем деньгами сорить, лучше собачкам подай на пропитание.

— Смотрите, вроде наш, — оторопел на миг Буханько и с новой силой напустился на него. — Не стыдно тебе собачек мучить? Ишь, нашёл бизнес — попрошайкой заделался. Чему тебя только учили на родине! Где твоя гордость?! Раз свой фейс так набелил, значит, не хочешь, чтобы тебя узнали, значит, стыдно тебе, прохиндей!

— Побереги нервы, Сергей Валентинович, — сказала Сенкина и взяла его под руку. — Пошли отсюда. Европа — она то с плюсом, то с минусом. Впрочем, как и наша жизнь.

Посмеиваясь и обсуждая происшедшее, все двинулись назад по направлению к гостинице. Буханько решительно высвободил свою руку и молча пошёл один. Ему не так было жалко стодолларовую купюру, сколько возмутил наглый обман, угнетало собственное бессилие. Он думал о том, что в какой бы стране он ни находился, какие бы красоты и комфорт его не окружали, примерно через неделю возникало непреодолимое желание очутиться в привычной обстановке, видеть вокруг родные и знакомые лица. Его даже начали раздражать химические запахи освежителей воздуха в гостиницах и ресторанах. Родина властным магнитом все сильнее притягивала его к себе. Правду говорят, что вдали от Родины начинаешь ещё больше её любить.

После прогулки ростовчане выбрали кафе, где расположились за большим столом и принялись изучать меню.

— Эх, — мечтательно сказал Ремизов, — сейчас бы борщечка.

— Или пельмешек со сметаной, — откликнулся Михлин.

Официант в очках, похожий на научного работника, учтиво записывал заказ, который Витюк диктовал ему по-английски.

— А вам что заказать, Сергей Валентинович, — обратился декан к Буханько, который сидел как истукан, и его широкое курносое лицо изображало печаль.

— Домой хочу, — с тоской в голосе ответил он и с горечью добавил: — А нам ещё целый день здесь болтаться. Ладно, не буду компанию портить, закажите мне кусок жареного мяса с картошкой фри и грамм сто водки.