Музыкальный театр показал «странную оперу»

В минувшие выходные на сцене Музыкального театра ростовские зрители смогли наконец увидеть премьеру спектакля «Кармина Бурана». Решение было принято давно, но как именно удалось переложить кантату (сочинение для оркестра, солистов и хора) на язык оперной постановки, оставалось главной интригой нового театрального сезона.

Вторая постановка сочинения Карла Орфа стала ожидаемой сенсацией. Семь лет назад кантата Carmina Burana прозвучала в концертном исполнении, и многие ростовчане помнят, как гремела «О, Фортуна» — самая популярная часть кантаты — под проливным дождём на открытой площадке перед театром в День города. Пронизывающий ветер, мощный хор и оркестр, финальный фейерверк создавали впечатление небольшого апокалипсиса на фоне Белого рояля. Уже тогда все говорили о планируемой постановке именно спектакля, но каким он будет, не представлял никто. И вот свершилось.

«Кармину» ставили многие и зарубежные, и отечественные театры. Произведение настолько популярное, что так и просится на сцену. Но простор для самовыражения получал в основном балет, поскольку танец обладает самыми понятными средствами передачи смыслов — через пластику тела, через эмоциональный ряд, где слова заменены жестами. Традиционно за постановку брались балетмейстеры.

В постановке режиссёра Георгия Исаакяна четыре краеугольных камня музыкального театра — солисты, оркестр, хор и балет — стали наконец в один смысловой ряд, получили возможность донести содержание до зрителя всеми имеющимися силами.

И тут неожиданно возник первый вопрос: что я вижу?

Понятно, что я слышу. 24 средневековых стихотворения, найденных в начале XIX века в баварском монастыре Бойерн (по латыни Buranum, откуда и название). Музыку к ним написал немецкий композитор Карл Орф в 1937 году.

Стихи создали ваганты — так в средневековье называли бродячих монахов, паломников, студентов, сочинителей, музыкантов. Публика, конечно, разношёрстная, разудалая. Представьте себе компанию, странствующую по средневековой Европе от монастыря через леса и поля к рыночным площадям, замкам феодалов и вновь к монастырям. Поесть удавалось не всегда. Согреться у очага тоже. Зато песни лились рекой, всё больше едкие, остроумные, провокационные. Особая тема в них — всесильная Судьба, Фортуна, чьё колесо возносит на один сладкий миг на самую вершину жизни и вновь сбрасывает вниз. И все в мире покорны её суровой власти — и короли, и нищие. Что же делать?

Ловить момент. Радоваться весне, есть и пить, когда есть еда и вино, любить, когда это чувство приходит. И помнить о том, что уже завтра все может закончиться крахом. А потому нельзя превращать то, что дано судьбой, в пороки. Власть их коротка, расплата неминуема.

Воплощённые на сцене «песни» состоят из отдельных картин и, на первый, взгляд, не связаны друг с другом. Но только на первый. Вот семейная сцена заканчивается кровавой драмой, и кровь, превращаясь в красную ковровую дорожку, становится подиумом наших амбиций, местом для пиара, где даже свадьба не только соединяет любящих, но и являет собой ярмарку тщеславия. Пастораль на фоне альпийских лугов завораживает чистотой, но щедрый праздник урожая превращается в гротескную попойку. Чистое искусство, прославляющее любовь, — в затасканные балетные сцены, где четыре маленьких лебедя уже не танцуют, а мучаются, где шедевр становится конфетной обёрткой, тиражированной миллионы раз. Проникновенная колыбельная трансформируется в вечный конфликт мужчин и женщин. Скрипит колесо, смеётся Фортуна.

«Вбей, Фортуна, гвоздь золотой в колесо Твоё! Остановись мгновение!» — восклицал другой поэт за три столетия до нас. Что же в представлении авторов спектакля золотой гвоздь? Любовь. Как это ни тривиально, как ни старо, как ни банально. Любовь — единственное, что может изменить мир и даже повернуть неумолимую Судьбу вспять.

Автор постановки буквально «поворачивает» действие в финале, используя приём «обратной перемотки», заставляя зрителя вспомнить, что человек сам творит своё будущее, сам решает, как поступить, на чью сторону стать, во что верить.

Вопрос второй: что я увидела?

Ответ пришёл не сразу. Сталкиваюсь с чем-то новым, сознание услужливо предлагает сравнить, классифицировать, уложить в уже знакомые рамки. Не укладывается. Понимаешь, что зрелище мощное, а слова подбираются медленно. Значит, надо выйти из привычного пространства и постараться осознать что-то иное. Этим иным может стать новый жанр в опере. Музыкальные картины, объединённые не сюжетом (как это было миллионы раз), но смыслом, философией, мировоззрением.

Считается, что опера — самое консервативное из зрелищ. Действительно, жёсткие рамки либретто, музыки, дробящейся на арии и массовые сцены, хореографические вставки и сюжет, зачастую сказочный, диктуют свои правила. Мы видели разные эксперименты: отсутствие костюмов и декораций, перенос действия в иные эпохи, новое прочтение взаимоотношений героев. Но над всем этим всегда царил его величество Сюжет. И если героиня умирала, то будьте добры её умертвить любым способом — от классической чахотки до передоза. И всегда содержание двигались от частного к общему. Подвиг героя — это позиция народа, жертвенность героини присуща всем любящим женщинам.

Но то, что сделал коллектив Музыкального театра, весь без исключения — это риск и ставка на Фортуну. Философия жизни без сюжета, средневековое мировоззрение без религии, смысл без иллюстрации. Этот эксперимент в любом случае будет обсуждаться. Он обречён на дискуссии и полярные оценки. Не исключено, что именно с него начнётся хронологический отсчёт нового оперного жанра — философской оперы. И как когда-то Карлу Орфу повезло не попасть за свой смелый эксперимент за решётку, так и его последователям — постановочной группе и коллективу ростовского театра — повезло в играх с Судьбой. Похоже, что она к ним благосклонна. Наша «Кармина Бурана», яркая, завораживающая, заставляет не только испытывать широкий спектр эмоций, но и думать, разгадывать загадки, понимать символы и в который раз ввязываться в вечную борьбу добра со злом.