Сельмашевский прикол

Нас мёдом не корми, только дай возможность пошутить, поприкалываться, розыгрыш какой-нибудь придумать, чтобы повеселить себя, окружающих и тем самым скрасить тяготы жизни. А хохму соотечественники могут сотворить буквально на ровном месте из ничего.

На сей счёт могу поведать одну историю.

Дело давнее, я тогда экономистом на заводе «Ростсельмаш» работал, а страна готовилась к встрече очередного съезда КПСС. Вызывает меня к себе в кабинет начальник цеха Кучеренко Николай Викторович и говорит: «Вот что, друг любезный, отложи все свои дела и срочно-обморочно подготовь соцобязательства для ИТР, служащих и МОП (младшего обслуживающего персонала). Производственные бригады уже взяли на себя повышение обязательства, так что нам, управленцам, отставать негоже».

Сказано — сделано.

Я долго себя не напрягал. Просто дополнил должностные обязанности управленцев словами «повысить», «ускорить», «затраты снизить» и т. п. А для единственного представителя МОП уборщицы Никитичны, крупной тётки с короткой стрижкой и широким угрюмым лицом, такой пункт в «соцобязательства» забабахал: «Постоянно поддерживать чистоту в туалетах и местах общественного пользования».

Николай Викторович прочёл моё «творение», губами пожевал, как будто сплюнуть ему захотелось, и такое резюме огласил: «Чему вас только в институтах учат?» Вздохнул и продолжил: «Однако времени у нас уже нет, отнеси текст художнику, и завтра же «соцобязательства» чтобы висели возле моего кабинета». Как всегда, начальство отдало предпочтение форме, а не содержанию.

На другой день, ближе к обеденному перерыву, слышу какой-то шум и крики. Возле кабинета начальника собрались рабочие: смеются, репликами перебрасываются, а щербатый Ломов в масляной робе тащит за руку уборщицу Никитичну и безапелляционно требует: «Иди, исполняй что записано!»

Никитична упирается, заливается слезами и голосит: «Нет! Не буду поддерживать! Пошёл ко всем чертям! Я уволюсь сейчас отседова!»

Начальник на шум подошёл, быстро разобрался, что к чему, и на меня окрысился:

— Это как же понимать?! — говорит и в текст соцобязательств пальцем тычет.

Я прочёл — и к художнику Лёше, который тут как тут, рядом нарисовался:

— Ты что написал?!

— Извините, — говорит он. — Меня кто-то отвлёк, и я слово в предложении пропустил. — А сам глаза отводит, в которых плещется шалая весёлость, и скрыть он её не в силах. Слово «чистоту» в обязательстве МОП опустил, и прикол получился: «Постоянно поддерживать в туалетах и местах общественного пользования». Любители повеселиться такой повод, конечно, не упустили.

Хлопнула дверь, и будто могучим гулом турбин вытолкнуло из машинного зала к веселящимся рабочим председателя профбюро цеха Силкина, худого сутулого мужчину.

— Что за шум, а драки нет? — бодро спрашивает он и встряхивает гривой чёрных волос на голове. — Кого поддерживать собрались? Профсоюз всегда за ценные инициативы.

Бедолага не врубился с ходу в ситуацию.

Никитична от его слов окончательно в истерику ударилась.

— Поддерживать?! — кричит не своим голосом. — Это тебя, чёрта окаянного? Это он в туалете от самого порога нужду справляет! Я тебя шваброй к толчку теперь пихать буду!

В ярости она показывает, как будет это проделывать, чем вызывает новый приступ смеха. Оконфуженный Силкин злится и пытается защитить себя от нападок, но Николай Викторович строго приказывает: «Все успокоились! Идите работать, товарищи. Повеселились, пошумели — и хватит».

Он даёт указание немедленно исправить ошибку в тексте «соцобязательств» и уводит плачущую Никитичну с собой. В приёмной его секретарь Валентина Васильевна поит её чаем, а начальник обещает увеличить квартальную премию за нанесённый моральный ущерб. Еле-еле общими усилиями успокоили женщину.

Вот так из скучного текста соцобязательств Лёша-художник сумел соорудить розыгрыш, который надолго запомнился и многих повеселил. Правда, не всех. Ещё долгое время я видел, как Никитична гонялась со шваброй за шутниками, которые пытались намекнуть ей о поддержке.