Ворота

Работали мы в студенческом строительном отряде весь световой день. Строили корпус в летнем спортивно-оздоровительном лагере университета на черноморском побережье вблизи Дагомыса. Работали на совесть, старались. И конечно, денег хотелось заработать побольше во время летних каникул на предстоящий учебный год. За день так умаивались на солнцепёке, что к концу рабочего дня единственное желание все другие отсекало — в море скорее охладиться, плотно поужинать котлетами с картофельным пюре, а лучше макаронами по-флотски, и добавку выпросить. А затем — расслабляющий отдых. Ан нет! Море, воздух, природа волшебная чудеса с нами творили. Только красный диск заходящего солнца утонет в море у горизонта, от воды повеет прохладой, засветятся окна в домиках на склонах гор, а слитный шум уходящего дня рассыплется бисером отдельных звуков: послышится игривый женский смех, чьи-то возгласы, бравурные музыкальные аккорды, стук колёс набирающего скорость поезда, как адреналин начинает играть в крови и призывно звать на подвиги.

Мой друг Женя смотрит на меня и вопрошает:

— Ну что, по шпалам?

— Непременно, — отвечаю.

Женя отправляется к кастелянше тёте Даше, а я — собирать компанию, чтобы отправиться в дом отдыха «Молодёжный» на танцы. Появляется Женька в белых брюках и полосатой футболке. Свой выходной наряд он у кастелянши прячет — только ей хранить доверяет его. Штаны у него знатные, заграничного кроя, из материала немнущегося, с металлическими пуговицами. В общем, предтеча современных джинсов.

Дом отдыха неподалёку находится, по шоссе километра два с гаком, а если по шпалам железнодорожной ветки идти, что у берега моря вьётся, то с километр всего. Вшестером отправляемся на танцы. Вполне достаточно. С нами Володя Прядкин, кандидат в мастера спорта по боксу, и Федя Загребаев, штангист, накачанный и широкий, как шкаф.

Дело в том, что местная братва нас задирает. Им не нравится, что здешние красавицы и приезжие барышни явное предпочтение отдают нам, студентам. Когда мы на танцы компанией приходим, то всё миром заканчивается.

В тот вечер мы с Женей зажениховались с подружками, и ребята без нас ушли. Возвращаемся по железке вдвоём, а на душе как-то тревожно. Женя мне говорит:

— За поворотом местные нас ждут. Я видел, туда тени метнулись.

Против кодла один приём — ноги в руки и скорее в обход.

— Давай через стройку века напрямик рванём, — предлагаю я.

В то время так строительство Дагомыского комплекса называли, которое вели югославы. Пролезли через дыру в сетке забора и пошли по территории стройки. Слева тёмные громады недостроенных зданий возвышаются. Тихо и безлюдно. Луна, как большой фонарь, хорошо дорогу освещает. Какая-то птица тревожно закричала, вроде возмутилась: какого чёрта вы тут по ночам шляетесь! Впереди ворота обозначились и справа от них сторожка. В окне свет горит.

Внезапно зарычала и залаяла собака. По лаю — здоровенная псина.

— Всё, — говорю, — амбец твоим белым брюкам. В темноте они — хорошая подсветка. Порвёт пёс их и мне скальп снимет.

В ту пору мы и представить себе не могли, что наступят времена, когда молодые за рваниной гоняться будут и считать, что джинсы с дырками — это писк моды.

— Кутя, мы свои, — пытается угомонить пса Женя елейным голосом.

Куда там! Лает, хрипит, цепью гремит. Мы приободрились: значит, собака на привязи.

Смотрим, створки ворот закрыты на амбарный замок. Ворота высокие, метра четыре в высоту. Сварены они из толстых стальных прутьев, швеллерами по периметру окантованы. Внизу под них не пролезть.

— Полезли через верх! — командую я. — Быстро!

— Нет, — обречённо говорит Женя, — если полезу, ржавчиной брюки запачкаю, а то и порву. Вон, смотри, штыри, как пики, торчат.

На лай собаки из сторожки вышел здоровенный мужик.

— Братушка, — приветствует его почему-то на болгарский манер Женя, — мы студенты. Заблудились. К своим хотим попасть в лагерь. Открой, пожалуйста, ворота.

— Збшто? Могу бити другогий, — говорит дядька.

— О чём он?

Я пожимаю плечами:

— Наверное, собирается нас бить, за то что его потревожили.

— Зачем бить?! — горячится Женька и показывает югославу на свои брюки. — Не могу в них через ворота лезть, порву, а у меня они одни: в трусах и рабочих брюках на свидание не пойдёшь.

Сторож пожал плечами, опять непонятные слова повторил.

— Братушка, мы бы тебя не потревожили, — говорит Женька, — через ворота бы сиганули. Хочешь, я завтра в рабочей одежде приду и перелезу через них столько раз, сколько скажешь?

— Збшто? Могу бити другогий, — опять своё талдычит югослав и жестом показывает, чтобы за ним шли.

«Все, задержание, — проносится у нас в мозгу. — Сейчас подмогу вызовет».

А мужик на собаку цыкнул, за сторожку нас завёл. Смотрим, а там между воротами и кустом запросто человек пройти может.

Сторож улыбнулся, а мы облегчённо засмеялись, что приключение так благополучно завершается. Только потом узнали. Когда просили югослава ворота открыть, он нас по-сербски убеждал: «Зачем? Можно по-другому».

По дороге домой твёрдо решили молчать о происшествии, чтобы ребята нас подначками не измучили при девчонках.

…Прошло много лет и даже десятилетий, и всплыла в памяти нежданно-негаданно эта история. Все мы из детства и юности, и у каждого много чего случилось, о чём ныне с теплотой вспоминаем. Только где ты, молодость наша, романтичная, бесшабашная и неуёмная? Как неудержимо пролетела ты в распахнутые ворота жизни!