Top.Mail.Ru
11,72₽
92,24₽
85,00₽

Судмедэксперт должен быть хладнокровным циником

Сопереживая, можно сойти с ума

Человеческие эмбрионы, учебные пособия для молодых ординаторов
Человеческие эмбрионы, учебные пособия для молодых ординаторов

По этическим причинам этот спецпроект «Один день с...» будет отличаться от других: он не будет содержать фотографий непосредственно с рабочего места нашего героя, потому что наш герой — судебно-медицинский эксперт.

Роман Евдокимов

Роман Евдокимов уже восемь лет работает в бюро судебно-медицинской экспертизы, расположенном рядом с территорией БСМП-2.

— Отношение к моей профессии у людей бывает разное. У некоторых сразу возникает отторжение: трупорез. Некоторые относятся спокойно. Сам я горжусь своей работой, — говорит Роман.

О том, как проходит его рабочий день, с какими трудностями ему приходится сталкиваться, а также о врачебном цинизме, этике и вере в Бога он согласился рассказать журналисту donnews.ru.

В бюро приезжаю с утра. У крыльца — печальные родственники умерших, некоторые с цветами. Огромный указатель на похоронное бюро. Захожу внутрь помещения, где меня встречает Роман.

К моему облегчению, мы не спускаемся в морг сразу, а поднимаемся вверх по лестнице, в уютный кабинет судмедэкспертов.

Помимо большого количества медицинских книг в кабинете присутствует ностальгический декор

Роман Евдокимов рассказывает, что попал в бюро ещё студентом Ростовского мединститута, 13 лет назад. Тогда он устроился ночным санитаром.

— Первое время было очень непривычно, потому что раньше я с подобными вещами не сталкивался. Я вообще-то учился на педиатра, а потом попал сюда, да так и остался, получил необходимую специализацию, потому что профессия очень интересная.

Сожаления о том, что ему приходится иметь дело с людьми, которым лечение уже не требуется, у Романа нет.

Коллега Романа. А кто говорит, что судмедэксперт не женская профессия?

— Каждый должен заниматься тем, что ему по душе, что у него хорошо получается. Надо заниматься любимым делом. Если у человека получается хорошо лечить, пусть лечит. А у меня лучше получается моя работа.

Рабочий день у Романа ненормированный, хотя официально — с 8:30. Как правило, Роман приезжает на работу к шести утра и раньше 17:00 никогда не уходит. Бывают и ночные дежурства, и суточные, когда приходится выезжать с полицией на места происшествий.

Пулевое ранение в лоб

Работа судмедэксперта отличается от работы патологоанатома. Если патологоанатомы работают в основном с телами людей, умерших своей смертью, в больницах или дома, то судмедэкспертам достаются самые сложные случаи — жертвы преступлений, бомжи, скелетированные останки, неопознанные тела.

По словам Романа, опознание — дело трудное, потому как проведение генетической экспертизы занимает не один день.

— Это только в фильмах показывают, как анализы берут и за пару минут получают все результаты. На самом деле это процесс куда более длительный. Разработанный нами в бюро метод опознания особенно необходим в случае массовой гибели людей. Если раньше это были недели, то сейчас — дни. Впервые мы применяли этот метод в 2004 году, когда работали на месте взрыва самолёта в Каменском районе, и в 2006 году, когда упал самолёт в Донецке. Украинские эксперты занимались лабораторными исследованиями, а мы — опознанием, потому что там больше ста человек было на борту. Летели люди, самолёт разбился, было возгорание. Родственники хотели похоронить именно своего человека, а не кого-то другого. Для этого нужно было в сжатые сроки провести идентификацию. Генетическая экспертиза — это хорошо, но долго. Первым делом надо было определить, кого мы можем идентифицировать сразу по фотографиям, особым приметам, предметам одежды, кольцам, ценностям. Тогда мы работали с родственниками каждого погибшего отдельно. Также эту методику мы применяли в 2009 году, когда разбился автобус под Самарским.

Сердце, разорванное выстрелом дроби

По словам Романа Евдокимова, раньше в случае массовой гибели людей никто особо с родственниками не церемонился: грубо говоря, разложили останки в ряд — выбирай. Но такой метод опознания не может не травмировать.

Искусственные клапаны сердца

Взаимоотношения с родственниками, пожалуй, один из самых трудных моментов в работе Романа. Люди разные и на горе реагируют по-разному.

— В основном, конечно, люди ведут себя адекватно. Если есть вопросы, стараемся терпеливо объяснить причину смерти, рассказываем, какие процедуры нужно пройти, какие документы оформить. Тут не обойтись без знания психологии, без жизненного опыта, которые, конечно, приходят с годами.

Бывает, что родственники отказываются от вскрытия, иногда по религиозным причинам.

— Полиция выписывает постановление о производстве судебно-медицинской экспертизы, и на основании этого мы должны провести исследование. Это не мы придумали, таково наше законодательство. Мы должны установить причину смерти. Как правило, родственников убеждают полицейские. Если же дело в религии, например если умерший мусульманин, у них есть старшие, муфтии, которые объясняют родственникам, что процедура необходима.

Причину смерти можно определить почти всегда, и только если тело сильно повреждено — скелетировано, сильно обгорело или гнилостно изменено, эксперты сталкиваются с трудностями.

— Но и тогда есть ряд обязательных процедур, которые мы должны выполнить. Как у лечащих врачей есть определённый алгоритм лечения каждой болезни, утверждённый Минздравом, так и у нас есть служебные инструкции. Если же установить причину смерти невозможно, полицейские расследуют его исходя из обстоятельств смерти, свидетельских показаний, других улик.

Роману необходимо спуститься в морг: две его ученицы проводят вскрытие, как учителю ему необходимо проверить, всё ли в порядке. Я получаю белый халат и спускаюсь с ним вниз. Морг совсем не такой, как показывают в фильмах — с холодным неоновым светом, рядами цинковых столов и бирками на пальцах. Просто коридор, из которого идут несколько дверей. За дверями — комнаты, отделанные белым кафелем. И запах. Неприятный.

— Я привык к этому. Запах — да, это неприятно, но человек такое существо, что ко всему привыкает, — говорит Роман.

Спрашиваю, как же удаётся экспертам выполнять свою работу, не поддаваясь эмоциям?

— Психологические сложности нужно оставлять дома. Нельзя сопереживать, проводя вскрытие человека. Чувства могут тебя захлестнуть, и ты не сможешь нормально сделать свою работу. Тут нужно хладнокровие. Это — работа, ты просто должен выяснить всё, что от тебя требует следствие. Если ты не можешь сдержать чувств, то нужно уходить из профессии. Если переживать всё это сердцем, то голова может поехать куда-то в сторонку.

Молодая врач-ординатор в перерыве пьёт чай и читает книжку

Роман проходит в секционный зал, где два молодых врача-ординатора проводят вскрытие. Даёт девушкам несколько советов, проверяет записи. А потом показывает мне комнату, где хранит наглядные пособия, которые обязательно показывает своим ученикам. Это — черепа с пулевыми отверстиями, пробитое дробью сердце в колбе, искусственные сердечные клапаны, эмбрионы... На отдельной полке целая коллекция камней: из почек, жёлчного пузыря...

Оказывается, это не самое удивительное, что можно найти в человеческом теле.

Камни, образовавшиеся в человеческих органах

— Бывают и казуальные случаи, — рассказывает Роман. — Однажды во время вскрытия моя коллега обнаружила в плевральной полости мужчины клинок! Видимо во время удара рукоятка обломилась, а лезвие осталось внутри человека. И он долгие годы с этим жил, хотя по всем законам давно должен был умереть. А умер он от того, что много пил.

Роман рассказывает, что каждый эксперт отвечает за своё исследование — от и до. И за всю бумажную работу тоже несёт ответственность. Бывает, и в суд вызывают, если что-то непонятно судье или сторонам. Тогда приглашают эксперта, чтобы тот грамотно объяснил людям, не сведущим в медицине, то, что написано в заключении. Иногда приходится объяснять на пальцах, какими-то схематическими рисунками, а порой, что называется, на себе.

Человеческие черепа

 

Спрашиваю у Романа, действительно ли, как показывают в фильмах, можно по характеру повреждений тела определить примерный рост и вес убийцы, правша он или левша.

Оказывается, далеко не всегда.

— В фильмах это все идеализировано, убраны многие моменты, с виду там все идеально, в жизни так не бывает. Анализы, которые в фильмах делают за две минуты и дают стопроцентный результат, — это тоже неправда. Стопроцентного результата не бывает нигде, только там, у Всевышнего. Никакая генетическая экспертиза никогда не даст стопроцентного результата.

Образцы тканей изучают под мощным микроскопом

— А вы верите в Бога? — спрашиваю я.

— Да, я верю в Бога. Он есть, и никуда от этого не денешься. Я к этому пришёл, со временем осознал. Это трудно объяснить. Я не религиозный человек, я верующий — это разные вещи в нашей стране. С 90-х годов у нас в стране стало модно быть религиозным, идёт популяризация, это уже стало брендом. Но я думаю, вера и бренд — это разные вещи. Верить сердцем надо, а не устраивать показуху.

Образцы тканей окрашивают перед исследованием

Впрочем, как раз многие религиозные люди относятся к работе Романа с резким осуждением.

— Наша деятельность может двояко трактоваться церковью, — считает он сам. — С одной стороны, это глумление над трупом. А с другой стороны, от наших действий будет зависеть, например, понесёт ли убийца наказание. Следовательно, мы занимаемся Божьим промыслом.

Впрочем, наличие такого явления, как врачебный цинизм, Роман подтверждает.

Грибы Candida под микроскопом

— Конечно, цинизм есть в любой врачебной профессии. Такой же цинизм есть и у следователей, у полицейских — у любых людей, которые имеют дело со страшными вещами. Это защитная реакция организма.

Впрочем, врачебную этику никто не отменял. Первым делом студентам-медикам и учащимся школы полиции (которым в учебных целях тоже положено посетить вскрытие) объясняют, что фотографировать происходящее в морге неприемлемо. Неприемлемо и принимать здесь пищу.

Копоть в лёгких под микроскопом

— Ни при каких условиях. Точка, — подчёркивает Роман.

Несмотря на большое количество стереотипов, Роман с удовольствием слушает анекдоты про судмедэкспертов и патологоанатомов, правда, по его признанию, не запоминает. Не смотрит он и так популярные сейчас фильмы вроде «Доктора Хауса» или «Интернов».

— В свободное время я читаю книги. Очень люблю историю, именно серьёзную литературу с цифрами и датами, без вымышленных персонажей и историй. Люблю почитать Артура Хейли. В школе я прочитал всего Ленина по собственному желанию. Человек очень интересно пишет, ну, если не проникаться идеями марксизма, конечно.

Если уж разговор зашёл о Ленине, не могу не спросить: не считает ли Роман, что пора захоронить вождя мирового пролетариата?

— С одной стороны, это прорыв в науке и в системе бальзамирования, а с другой стороны, я этого не понимаю. По-моему, из Красной площади на самом деле сделали кладбище, там же не только Ленин похоронен, ещё есть захоронения вдоль Кремлёвской стены. Какие бы они ни были, как бы к ним ни относиться, всё-таки эти люди должны покоиться с миром, подальше от места прогулок и проведения концертов.

Новые образцы готовят к исследованиям

Мы поднимаемся на верхние этажи бюро, проходим мимо кабинетов, мимо гистологической лаборатории, где исследуют образцы человеческих тканей. Коллектив здесь небольшой, но слаженный. Роман объясняет, что желающих работать в бюро не так уж много, работа экспертов не только сложна, но и требует большой подготовки: нужно знать не только предмет своей специализации, но и всю медицину в целом.

Кроме того, ритм работы выдерживают далеко не все. Про себя же Роман говорит, что он, как и многие здесь, трудоголик.

Спрашиваю, как же относится к такой работе жена Романа. Оказывается, что прекрасно.

— Она сама судебно-медицинский эксперт, только работает в отделе медицинской криминалистики. Мы познакомились на работе и уже долго вместе. Иногда обсуждаем работу дома, даём друг другу советы: одна голова хорошо, а две лучше. Иногда работаем вместе — на опознании жертв авиакатастроф, например. В 2008 году ездили вместе в Цхинвали, работали на войне.

У Романа сегодня ещё много работы. Хотя, как он сам говорит, самый пик приходится на понедельник — в этот день наибольшее количество вскрытий. Доктор провожает меня до калитки и напоминает, что автобусная остановка находится на улице Евдокимова.

— Да, — смеётся Роман, — раньше у нашего бюро был тоже адрес: улица Евдокимова. Было смешно, когда люди по ошибке приходили ко мне: меня к вам направили. А я им объяснял, что не к Евдокимову, а на улицу Евдокимова — в учреждение.

Получается действительно интересное совпадение — Евдокимов, работающий на улице Евдокимова. А может, это одно из воплощений фразы «человек на своём месте»?

Алина Ключко