Ростовскому пластическому хирургу чаще всего «заказывают» нос Моники Беллуччи

В этот раз героем спецпроекта donnews.ru стал пластический хирург Сергей Прокудин. Профессия, успевшая обрасти мифами и скандальными историями, вызывает неподдельный интерес как у ярых приверженцев «тюнинга» — всякого рода знаменитостей, так и у людей от шоу-бизнеса далёких.

Каково быть пластическим хирургом, Сергей Прокудин рассказал и даже показал сам. В рамках медицинской этики, конечно.

В одну из частных клиник Ростова приезжаю с утра. Мне выдают бахилы, и я прохожу в кабинет доктора.

Договариваемся о правилах игры, что называется, «на берегу»: я могу присутствовать на консультациях, только если не будут возражать пациенты. Пластическая хирургия — дело деликатное.

Первой пациенткой сегодня стала 17-летняя девушка. К доктору она пришла с мамой, чтобы осуществить свою мечту — сделать операцию на ушах. Немного оттопыренные уши просто отравляют ей жизнь, а так хочется собирать волосы в хвост!

После осмотра Сергей Прокудин подробно рассказывает девушке, как проходит операция, какой восстановительный период её ждёт. Девушка слушает внимательно и немного испуганно. Доктор предлагает ей два варианта наркоза — местный и общий. Чаще всего такие операции делают под местной анестезией, но если пациент очень уж боится... Девушка выбирает второй вариант и вместе с мамой уходит, чтобы все обдумать и записаться на операцию уже по телефону. Кстати, ориентировочная стоимость такой операции, включая анализы и пребывание в послеоперационной палате — около 30 тысяч рублей.

Когда мы остаёмся одни, спрашиваю: неужели уши девушки так плохи, что срочно требуется операция?

— Чуть-чуть торчащие уши могут развить у девочки такие комплексы! У меня была одна девочка, у которой чуть ли не до самоубийства дошло. Нет, с точки зрения взрослого человека это глупо, но есть факты, относиться к которым можно по-разному, и то, что кому-то кажется несущественным, для неё — трагедия. Есть такое понятие — качество жизни. Так вот, в этом случае операция улучшит качество жизни.

— А что, бывают случаи, когда ухудшает? — спрашиваю я.

— Есть такое заболевание, как дисморфофобия, когда у человека всё нормально, но он никогда не доволен собой. И пока это заболевание не было известно, многие хирурги погорели на этом. Существуют очень тонкие формы этого расстройства, когда к тебе приходит с виду абсолютно адекватный человек, состоявшийся в жизни. Но при этом то, что ты считаешь комплексом, оказывается симптомом заболевания. Ты делаешь человеку операцию — и с твоей точки зрения, и с эстетической всё нормально, но человек недоволен, и оттого, что он не получил желаемого, его состояние только обостряется.

В этот момент в кабинет заходит высокая эффектная брюнетка. Она против того, чтобы я присутствовала на консультации, поэтому я отправляюсь в коридор на диванчик.

Здесь я знакомлюсь Еленой, которая тоже ждёт очереди на приём.

Спрашиваю, что привело её к пластическому хирургу.

— После автомобильной аварии у меня было рассечение в области брови, и травмпункте рану очень неудачно зашили — образовалась большая ямка, — рассказала мне Елена. — Пришлось делать повторную операцию, чтобы убрать рубец. Теперь уже всё зажило, осталось только сделать шлифовку лазером, чтобы шрама не осталось совсем. Но даже уже сейчас по сравнению с тем, что было, результат идеальный.

Наконец нас приглашают в кабинет — Елена не против моего присутствия на осмотре.

Через несколько минут за ней приходит медсестра, чтобы проводить в процедурный кабинет. Там ей наложат анестетическую мазь, и минут через сорок можно будет начинать обработку лазером.

Тем временем Сергея Прокудина ждёт другая пациентка — после ринопластики (исправления формы носа) ей нужно наложить гипс, чтобы новый нос не потерял нужную форму.

Мы проходим по коридорам клиники в процедурный кабинет. При входе мне помимо бахил выдают ещё одноразовые халат, маску и шапочку. Пациентке около пятидесяти лет, она просит не фотографировать её лицо — скрывает от родных и близких, что делала операцию.

К Прокудину она пришла после предыдущей попытки изменить форму носа. Ту операцию делал другой хирург, но вместо ожидаемого результата женщина получила... осложнения в виде проблем с дыханием. Пришлось делать повторную операцию, а теперь доктор накладывает ей на нос фиксирующую повязку из специального пластикового гипса.

— Самое интересное, — рассказывает женщина, — что лет 10 назад я уже приходила на приём к Прокудину. Но он и сейчас молодо выглядит, а тогда казался совсем мальчишкой. Я испугалась и ушла.

Наконец, повязка наложена, пациентка может идти домой. До следующего приёма. Сегодня она расскажет одной из своих подруг, что делала пластику — ей нужна помощь, чтобы вымыть голову.

— Мне нравится оперировать осложнения, — говорит доктор. — После чужих операций, конечно. Как говорят американцы, осложнения — это всегда хирургия вызова: справишься ты или нет.

Тем временем мы возвращаемся в кабинет. Сергей Прокудин рассказывает, что ринопластика в таком возрасте — редкое явление.

— У каждой операции есть свой возраст. Пациентка, которую мы сейчас видели — это редкость. Чаще всего носы делают молодые люди, во многом из-за юношеского максимализма. Количество ринопластик в более зрелом возрасти уменьшается, не считая операций по медицинским показателям: переломы, искривление перегородки. Увеличение груди на сегодняшний день — это операция и молодых, и немолодых, потому что появилось много возможностей.

Практически 70% подтяжек делаются с применением имплантов, причём, речь идёт не об увеличении груди. Ставится имплант, не очень большой, но дающий хорошую поддержку и форму, а также позволяющий уменьшить количество рубцов.

Липосакция (удаление жировых отложений) и абдоминопластика (коррекция живота) не имеет определённых возрастных категорий, потому что люди поправляются, худеют... Кроме того, стали больше рожать. Сейчас очень много женщин, у которых и двое детей, и трое, и слава богу! Современные методики позволяют добиться очень хороших результатов.

Тем временем нам снова пора в процедурный кабинет — Елена ждёт лазерной шлифовки рубца.

В кабинете нас встречает медсестра. Пациентка уже готова и лежит на специальной кушетке.

Доктор включает аппарат и приступает к процедуре.

Попутно он рассказывает, что современные технологии достигли таких высот, что луч лазера не повреждает верхний слой кожи, а работает в более глубоких слоях. Иногда, чтобы убрать рубец, приходится делать несколько процедур, но в данном случае должно хватить одной. Наконец процедура окончена. Медсестра выключает аппарат.

Участок кожи под бровью Елены смазывают кремом.

Доктор даёт рекомендации.

Следующая пациентка также не решилась афишировать хирургическое вмешательство, поэтому я снова пережидаю на диванчике в коридоре.

Наконец консультация окончена, и, пока не появились новые пациенты, мы с Сергеем Прокудиным можем немного поговорить.

— Бывают случаи, когда вам приносят фотографии знаменитостей и говорят: хочу такое лицо?

— Чаще всего приносят фотографии носов. Моника Беллуччи — уважаю! — до сих пор бьёт рекорды популярности. После того, как прооперировалась Меган Фокс, хотят быть похожими и на неё. Про губы Анджелины Джоли уже весь мозг съели. Хотя, слава богу, эта мода сейчас идёт на спад. Пару раз я делал нос как у Тома Круза. Мужчинам нравится выглядеть как Том Круз.

— И что, похоже получилось?

— Да нет, конечно. Типаж похож, но лицо-то другое. Но человек, по крайней мере, успокоился и был доволен.

— А кто более послушные пациенты — мужчины или женщины?

— Чтобы быть красивыми, женщины многое могут потерпеть, они более исполнительные. Носить несколько месяцев компрессионное бельё мужика не заставишь. Мужчину невозможно настолько мотивировать. Мужчины очень нежные, они больше спринтеры, а женщины более выносливы и готовы бежать на более длительные дистанции, добиваясь нужного результата. Мужчины думают только о сиюминутном результате, а думать о том, что будет дальше, — это не мужская черта.

— Говорят, что пластическая хирургия — это наркотик...

— Наркотик не сама хирургия. Существуют два варианта: или ты год должен ходить в спортзал, чтобы добиться результата, или ты начинаешь выглядеть лучше почти сразу — после операции и одного-двух месяцев реабилитации. Вот это наркотик, и остановиться вовремя трудно. На Западе с людьми, которые много оперируются, уже работают психологи.

— Вы таким пациентам отказываете?

— Я не стараюсь их выпроваживать, я стараюсь минимизировать запросы. Потому что человек просто пойдёт и уговорит другого врача. Чаще всего удаётся достучаться, потому что обидно, когда после операции человек становится просто не похожим на себя. Я уже столько женщин видел с большими губами, но до сих пор не понимаю. Я такие губы стараюсь не делать, у меня были всего две пациентки. К счастью, всё, что водится в лицо и в губы, не перманентно, то есть человек через какое-то время может осознать, что ему это не нужно. Ко мне пришла одна из таких пациенток и сказала: всё замечательно, но у меня сигарета изо рта выпадает, я её не чувствую. Это ненормально.

— Чтобы лучше понимать пациентов, вы изучаете психологию?

— Когда приходит пациент, чтобы понять, кто он, нужно предложить ему три ситуации: очень рискованную, но дающую быстрый эффект операцию, средний вариант или спокойную, с гарантированным результатом, но требующую времени. Те, кто выбирает первый путь — это фаталисты. Я вообще боюсь людей, которые не боятся операции. Я бы не стал оперировать такого человека, это за гранью нормального. Потому что операция — это зло, и нужно очень тщательно взвешивать возможный риск и полученный результат. Есть очень отчаянные люди, и они очень опасны, потому что очень безответственны. Операция требует реабилитации. А некоторые воспринимают это как чудо: сегодня делаю подтяжку, а завтра еду загорать. Такого не бывает.

Тем временем в кабинет буквально вспархивает женщина, на вид лет тридцати пяти. Она делала пластику груди, но совершенно не комплексует, не просит меня удалиться в коридор на диванчик, только просит не фотографировать её лицо. Без стеснения женщина оголяет перед доктором свою новую грудь, я отворачиваюсь.

У пациентки ощущение, что одну из её грудей как будто «намяли», зато другая «как родная». Доктор успокаивает её: не прошло и четырёх месяцев после операции, идёт процесс восстановления чувствительности, а также журит, что пациентка не носит лифчик — новой груди это не на пользу.

Пообещав впредь не игнорировать сей предмет гардероба, женщина так же стремительно упархивает.

Оказывается, что ей 45 лет. Никогда бы не подумала.

Сергей Прокудин в хирургии 17 лет, 14 из которых он пластический хирург. Спрашиваю его, как он принял решение посвятить себя именно этой специализации:

— Я сам до сих пор не могу сказать, как так получилось. Я начинал, как все хирурги, — дежурил. Это хорошая школа. Мы всё делали: и трепанации, и сердце шили, и грыжи, ДТП, травмы... Я оттуда вышел и понял, что и кровотечение остановлю, и смогу справиться, если возникнут какие-то проблемы. Потому что неуверенный хирург — это очень плохо.

Я бы мог сказать, что когда зашивал рану, понял, что хочу стать пластическим хирургом. Но нет. Я до сих пор даже не пойму, как я врачом стал. У меня папа военный, а мама химик. Это была мамина мечта, наверное. Но я ни о чём не жалею, мне нравится моя работа. На самом деле она позволяет много. И дело даже не в деньгах. Это общение и возможность путешествовать.

— Но деньги ведь тоже играют не последнюю роль?

— Во всем мире пластические хирурги не самые высокооплачиваемые врачи. В Америке на первом плане стоят нейрохирурги, анестезиологи, потом идут кардиохирурги и гинекологи. Пластические хирурги где-то на седьмом-восьмом месте. У нас пластическая хирургия кормит, и, к сожалению, многие воспринимают профессию как способ зарабатывания денег. Три года назад специализация была официально принята, и в плане обучения появились новые требования — стало обязательно ординатуру заканчивать. Наконец-то начали закручивать гайки.

— Вы любите свою профессию?

— Да, скучать не приходится. Я приобрёл много новых друзей, постоянно общаюсь с другими хирургами, чтобы поделиться опытом, узнать новое. Пластическому хирургу обязательно нужно знать иностранные языки, чтобы общаться с коллегами из других стран и читать специализированную литературу. Это сложно и интересно.

— А после работы чем занимаетесь?

— Я почитать люблю. Состою в Ростовском сигарном клубе. Могу иногда себе позволить выкурить сигару. Поездки на конференции тесно связаны с туризмом. Стараюсь брать с собой жену и дочку.

— А вы бы хотели, чтобы ваша дочка пошла по вашим стопам?

— Ей пока только 8 лет. Конечно, хотел бы, мне есть чему её научить, кого-то всё равно учить придётся… но я не очень люблю, когда родители навязывают детям свои мечты. Родители не всегда правильно знают, что хорошо для их детей. Главное, чтобы она была счастлива.

Я прощаюсь с Сергеем Прокудиным — у него впереди ещё много дел. На днях он вернулся из Стокгольма, сегодня летит в Санкт-Петербург, потом в США, а потом... кто знает?